04.11.2011 в 02:32
Пишет кот нуар:Название: без ответа
Автор: кот нуар
Пейринг: Быков/Ричардс
Рейтинг: PG или R (уж не знаю, кому как)
Жанр: ангст
Дисклаймер: выгоды не извлекаю, ни на что не претендую.
Предупреждения: сырой, невычитанный текст; слэш; повествование от второго лица.
читать дальше Дождь за окном гулко бьет по металлическим карнизам, стекает потоками из ржавых труб. В который раз ты спрашиваешь у себя, зачем снял квартиру под самой крышей. Дождь лениво перестукивается через тонкий шифер с твоим воспаленным сознанием. На запотевших стеклах тяжелые капли нагоняют друг друга, несутся наперегонки, размывая городские сумерки в яркую акварель. Из ванной слышно как вода капает из крана, эхом разбивается об холодную кафельную плитку. По капле каждую секунду. Шестьдесят ударов в минуту, шестьдесят безжалостных ударов по мозгам. Зачем ты снял квартиру под самой крышей? Зачем переехал в эту холодную и непонятную Россию? Где не проходят эти шаблонные приемы сера Карнеги, где настоящая дружба, может завязаться только после пары ударов в челюсть, а любить в этой стране как оказалось, можно только всей душой. Ни больше, ни меньше. И понятие души здесь не ограничено ни правилами, ни рамками. И нет никакой инструкции по эксплуатации и логики нет, никакой последовательности, ничего, к чему ты так привык, в чем был взрошен, вскормлен и воспитан. Обескураживает тебя все это, крышу ко всем чертям сносит. Ты чужим себя в этой стране чувствуешь, лишним. И вроде люди как люди, на двух ногах ходят, за руки здороваются, а что-то не так, где-то в этих самых глубоководных основах, в самом фундаменте.
Половицы скрипят под ленивой поступью. Ты все места себе не находишь, ходишь взад-вперед как не свой. Ты как будто ждешь чего. С самого утра тебя не покидает это чувство, вот-вот, очень скоро, что-то обязательно должно произойти. Оно затаилось где-то внутри, покоя тебе не дает, продохнуть мешает. Затаилось и ждет. В районе солнечного сплетения нарывает, тянет и бороздит, приятная такая, изнуряющая, сводящая с ума боль. А где-то в коридоре раздражающе тикает время. Секундная стрелка как незванная, стучится, долго так, назойливо. И Тишина от этого какой-то оглушительной становится, невыносимой, одинокой. Секунды капают как вода из сломанного крана и не остановить их, как и не остановить этот поздний осенний дождь. Время идет, а ничего не меняется. Ни интенсивность дождя за окном; холодные половицы все так же скрипят под ногами, а за стенкой, как и обычно очень громко и неприлично ругаются соседи. Никто не звонит и никто не приходит. Телефон отключен, и никто не знает твоего нового адреса. Ты просто ушел, не сказав никому ни слова. Просто как-то навалилось все разом.И насмешки эти бесконечные, злые, и отчужденность как тонким слоем льда все вокруг покрыла, что и не прикоснуться ни к чему, и в голове даже не бардак, а мусорная свалка какая-то. И совершенно невероятно то, что все это происходит с тобой из-за одного только человека. Воспоминания комом встают в горле. Больно. В носу уже шипит, а глаза на мокром месте. В голове кажется, одни только ругательства остались, и хочется вспомнить их все до последнего, высказать с чувством. Но язык словно онемел. Ты уже и не помнишь, когда в последний раз хоть с кем-то разговаривал. Когда последний раз слышал чей-то голос. Телефон молчит, и в коридоре тикают секунды. Седьмой день тишины подходит к концу. Последний день в Росси.
По всему полу разбросаны конверты с письмами, недопитая чашка с уже остывшим кофе стоит рядом. Забитая до предела картонная коробка с неотправленными письмами. Целая стопка писем адресованных одному единственному человеку, который, О, Алилуя, их никогда не прочитает. Ты пишешь на родном языке. Тебе так проще. Иногда ты исписываешь по несколько листов, а иногда тебе хватает и пары строк. Это у тебя уже почти в привычку вошло. И на душе после этого как-то даже полегче становится. Ты как будто выговорился, выложил все как есть, наизнанку целиком вывернулся. Ну и пусть что ты так и остался, вещь в себе и не более... да, пускай - это жалко и беспомощно, суррогатно почти целиком и полностью, и вообще бессмысленно и глупо. Да, пускай... Просто как ни странно, но ты все еще на плаву, вот только если совсем честно, та самая расчетливая мышца, что чуть левее, под названием сердце, болит невыносимо, так, что забиться куда-нибудь в самый дальний угол охота и заскулить громко и со всей тоской. А приложишь руку к груди, вроде стучит, работает все слаженно, гоняет кровь по нужным проводам. Но разве может нормальное сердце так болеть?
В квартирке холодно и завывает, потому что ты раскрыл окно нараспашку. Занавески надуваются как паруса на ветру, и косые струи дождя заливают дощетчатый пол, письма беспорядочно кружат как опавшие листья. Крики за стенкой утихли и теперь слышно только как кто-то горько и замучено плачет. И тебе тоже хочется заплакать за компанию. Отчаянно, громко так расплакаться, чтобы потом голова болела как ватой набитая и чтобы ни одной мысли, чтобы уснуть ни о чем не думая и не видеть снов в которых хочется остаться навсегда.
Единственное письмо, которое дошло до адресата, ты написал еще неделю назад. Ты помнишь как в ординаторской было тихо и светло, Лобанов уютно храпел на диване, а ты чувствовал себя преступником, затаив дыхание, подкрадываясь к вешалке, чтобы положить письмо в нужный карман.
Дорогой Андрей Евгеньевич, я не знаю о чем вы подумаете, прочитав эти строки. Но я пишу вам чтобы попрощаться и наверное, навсегда. Да, я полностью согласен и признаю, что это глупая нелепица, но я наверное просто не смогу посмотреть вам в лицо и в последний раз сказать "Прощайте Андрей Евгеньевич" поэтому я ухожу вот так, почти что по-английски. Знаете, а я уже очень давно не писал никому писем, вот так, от руки, и наверное в этом даже что-то есть. Я улетаю. Куда? Пока что не решил. Может в Японию или Австралию, а может быть, вообще махну куда-нибудь в Сибирь или еще лучше на Северный полис, как это у вас там называется? На вахту? А в общем-то это даже и неважно, пожалуй, что самое главное это подальше от вас. Да! струсил мальчишка, расплакался и убежал без оглядки. А я просто не смог сдержать обещание. Вот так. Помните может? В самый первый раз, когда вы меня сначала ударили, а потом поцеловали. Вы потом с меня обещание взяли ни за что не влюбляться в вас. А я только фыркнул, идиотом вас про себя обозвал, и долго потом рот содой в сестринской полоскал. И знаете, даже как-то упустил я этот момент, когда все, пропал с концами, а потом как обухом по голове стукнуло и вот, влюбился, черт бы вас побрал. Привязался я к вам как щенок, слепой и глупый щенок. И как оказалось, ужасное оно это чувство. Нет в нем ни капли светлого и доброго, только что и гниешь заживо, как гангрена медленно и бесповоротно. И от ревности у меня внутри как будто трактором все перерывает. Вот так вот, мать вашу Андрей Евгеньевич, вот так. Плохо мне без вас, а с вами еще хуже и что с этим делать не знаю. Наверное, я стал слишком без вас, так и не побыв с вами. И я решил, что лучше всего будет ампутировать то, что медленно колечит и уродует мою душу. Прощайте Андрей Евгеньевич, и чтоб вас, но наверное я никогда не смогу вас забыть.
Обрывки чужих разговоров сливаются в один невнятный, но оглушительный бубнеж, будто наперегонки стучат колесики дорожных чемоданов, шуршанье свежих газет и запах дешевого кофе из автомата. Международный аэропорт Шереметьево оглушает все вокруг ворохом из самых различных запахов и звуков. Голос из громковещателя напоминает, что до твоего рейса осталось еще примерно полчаса. Где-то неподалеку заливается и плачет ребенок, паренек на соседнем сиденье, качаясь из сторону в сторону и уставившись в свою PSP, пытается пройти какой-то там уровень на гитар хиро. И ты смотришь на этого еще мальчишку и почему-то снова вспоминаешь про Андрея Евгеньевича. Ты глаза на минуту прикрываешь. Глубокий вдох, и еще один. Восстановить нормальное дыхание становится все сложнее. Под прикрытыми веками аномальная влажность и ты пару раз сглатываешь этот комок, что посреди горла встал. Черт, как больно. Сердце в груди бьется как подстреленная птица. Этого ты и боялся - сорваться в самый последний момент. Ты билет из-за всех сил в руке сжимаешь. И как некстати все эти мелочи в голове всплывают. Его запах, который тебе крышу ко всем чертям сносит, сухие и чуть шершавые руки, в которых ты как бабочка на игле трепыхался. Воспоминания накрывают с головой как цунами. И гребенная августовская ночь стоит перед глазами, душная, тлеющая в сумерки ночь. Та самая ночь, в которой бы тебе хотелось остаться навсегда, остановить время и остаться.
Мятые и влажные от пота простыни липнут к спине. В выцветающем на глазах небе по одной гаснут звезды. Андрей Евгеньевич хищным зверем над тобой нависает и глаза у него темные, с ума сводящие. Он одним только взглядом тебя разделывает, медленно так, по кусочкам. И между вами безумно тесно, жарко и липко. Движенья резкие и жадные, как последний глоток воздуха перед тем как уйти на дно.
Женский голос напоминает, что до вылета несколько минут осталось. Шум и суета вокруг. Люди с билетами и сумками в руках спешат, толкаются, торопятся на самолет. А ты с места не двигаешься, дыханье захватило, потому что ладонь сухая и теплая билет из твоей руки аккуратно забирает. И глаза открыть страшно - а вдруг показалось. Ты слышишь, как бумага рвется, и тебе в лицо летят клочки бумажек - твой шанс на новую жизнь, твой билет на небо. В тебе столько сейчас всего кипит, и ты не особо задумываясь, вскакиваешь. Вот он перед тобой, собственной персоны, и черт знает каким образом он узнал, что ты сейчас здесь. Стоит нелепо прямой, будто ему палкой по спине прилетело, и даже сейчас, он умудряется смотреть на тебя так, будто это ты ниже его на пол головы. И ты почему-то злишься на него за этот взгляд, на все подряд злишься, как накипело и наружу срочно просится. Ты толкаешь его в грудь и уже не на "вы" кричишь ему в лицо.
-Зачем пришел? Убирайся к черту, ненавижу тебя, слышишь.
Твой голос словно чужой и ты кричишь на него, колотишь его кулаками в грудь. Люди проходят мимо иногда оборачиваясь, смотрят на вас с любопытством. Ты переходишь на родной язык, все сильнее отталкивая его от себя. И в этот момент с него будто вся спесь слетает. И вот он стоит перед тобой, словно голый, и в глазах, будто все в один миг смешалось, все чего ты никогда еще в них не видел. Он хватает тебя, обнимает резко, прижимая руки по швам. И шепчет тебе в ухо тихо-тихо, как самый страшный секрет, шепчет зло, но покорно:
-Останься, пожалуйста.
URL записиАвтор: кот нуар
Пейринг: Быков/Ричардс
Рейтинг: PG или R (уж не знаю, кому как)
Жанр: ангст
Дисклаймер: выгоды не извлекаю, ни на что не претендую.
Предупреждения: сырой, невычитанный текст; слэш; повествование от второго лица.
читать дальше Дождь за окном гулко бьет по металлическим карнизам, стекает потоками из ржавых труб. В который раз ты спрашиваешь у себя, зачем снял квартиру под самой крышей. Дождь лениво перестукивается через тонкий шифер с твоим воспаленным сознанием. На запотевших стеклах тяжелые капли нагоняют друг друга, несутся наперегонки, размывая городские сумерки в яркую акварель. Из ванной слышно как вода капает из крана, эхом разбивается об холодную кафельную плитку. По капле каждую секунду. Шестьдесят ударов в минуту, шестьдесят безжалостных ударов по мозгам. Зачем ты снял квартиру под самой крышей? Зачем переехал в эту холодную и непонятную Россию? Где не проходят эти шаблонные приемы сера Карнеги, где настоящая дружба, может завязаться только после пары ударов в челюсть, а любить в этой стране как оказалось, можно только всей душой. Ни больше, ни меньше. И понятие души здесь не ограничено ни правилами, ни рамками. И нет никакой инструкции по эксплуатации и логики нет, никакой последовательности, ничего, к чему ты так привык, в чем был взрошен, вскормлен и воспитан. Обескураживает тебя все это, крышу ко всем чертям сносит. Ты чужим себя в этой стране чувствуешь, лишним. И вроде люди как люди, на двух ногах ходят, за руки здороваются, а что-то не так, где-то в этих самых глубоководных основах, в самом фундаменте.
Половицы скрипят под ленивой поступью. Ты все места себе не находишь, ходишь взад-вперед как не свой. Ты как будто ждешь чего. С самого утра тебя не покидает это чувство, вот-вот, очень скоро, что-то обязательно должно произойти. Оно затаилось где-то внутри, покоя тебе не дает, продохнуть мешает. Затаилось и ждет. В районе солнечного сплетения нарывает, тянет и бороздит, приятная такая, изнуряющая, сводящая с ума боль. А где-то в коридоре раздражающе тикает время. Секундная стрелка как незванная, стучится, долго так, назойливо. И Тишина от этого какой-то оглушительной становится, невыносимой, одинокой. Секунды капают как вода из сломанного крана и не остановить их, как и не остановить этот поздний осенний дождь. Время идет, а ничего не меняется. Ни интенсивность дождя за окном; холодные половицы все так же скрипят под ногами, а за стенкой, как и обычно очень громко и неприлично ругаются соседи. Никто не звонит и никто не приходит. Телефон отключен, и никто не знает твоего нового адреса. Ты просто ушел, не сказав никому ни слова. Просто как-то навалилось все разом.И насмешки эти бесконечные, злые, и отчужденность как тонким слоем льда все вокруг покрыла, что и не прикоснуться ни к чему, и в голове даже не бардак, а мусорная свалка какая-то. И совершенно невероятно то, что все это происходит с тобой из-за одного только человека. Воспоминания комом встают в горле. Больно. В носу уже шипит, а глаза на мокром месте. В голове кажется, одни только ругательства остались, и хочется вспомнить их все до последнего, высказать с чувством. Но язык словно онемел. Ты уже и не помнишь, когда в последний раз хоть с кем-то разговаривал. Когда последний раз слышал чей-то голос. Телефон молчит, и в коридоре тикают секунды. Седьмой день тишины подходит к концу. Последний день в Росси.
По всему полу разбросаны конверты с письмами, недопитая чашка с уже остывшим кофе стоит рядом. Забитая до предела картонная коробка с неотправленными письмами. Целая стопка писем адресованных одному единственному человеку, который, О, Алилуя, их никогда не прочитает. Ты пишешь на родном языке. Тебе так проще. Иногда ты исписываешь по несколько листов, а иногда тебе хватает и пары строк. Это у тебя уже почти в привычку вошло. И на душе после этого как-то даже полегче становится. Ты как будто выговорился, выложил все как есть, наизнанку целиком вывернулся. Ну и пусть что ты так и остался, вещь в себе и не более... да, пускай - это жалко и беспомощно, суррогатно почти целиком и полностью, и вообще бессмысленно и глупо. Да, пускай... Просто как ни странно, но ты все еще на плаву, вот только если совсем честно, та самая расчетливая мышца, что чуть левее, под названием сердце, болит невыносимо, так, что забиться куда-нибудь в самый дальний угол охота и заскулить громко и со всей тоской. А приложишь руку к груди, вроде стучит, работает все слаженно, гоняет кровь по нужным проводам. Но разве может нормальное сердце так болеть?
В квартирке холодно и завывает, потому что ты раскрыл окно нараспашку. Занавески надуваются как паруса на ветру, и косые струи дождя заливают дощетчатый пол, письма беспорядочно кружат как опавшие листья. Крики за стенкой утихли и теперь слышно только как кто-то горько и замучено плачет. И тебе тоже хочется заплакать за компанию. Отчаянно, громко так расплакаться, чтобы потом голова болела как ватой набитая и чтобы ни одной мысли, чтобы уснуть ни о чем не думая и не видеть снов в которых хочется остаться навсегда.
Единственное письмо, которое дошло до адресата, ты написал еще неделю назад. Ты помнишь как в ординаторской было тихо и светло, Лобанов уютно храпел на диване, а ты чувствовал себя преступником, затаив дыхание, подкрадываясь к вешалке, чтобы положить письмо в нужный карман.
Дорогой Андрей Евгеньевич, я не знаю о чем вы подумаете, прочитав эти строки. Но я пишу вам чтобы попрощаться и наверное, навсегда. Да, я полностью согласен и признаю, что это глупая нелепица, но я наверное просто не смогу посмотреть вам в лицо и в последний раз сказать "Прощайте Андрей Евгеньевич" поэтому я ухожу вот так, почти что по-английски. Знаете, а я уже очень давно не писал никому писем, вот так, от руки, и наверное в этом даже что-то есть. Я улетаю. Куда? Пока что не решил. Может в Японию или Австралию, а может быть, вообще махну куда-нибудь в Сибирь или еще лучше на Северный полис, как это у вас там называется? На вахту? А в общем-то это даже и неважно, пожалуй, что самое главное это подальше от вас. Да! струсил мальчишка, расплакался и убежал без оглядки. А я просто не смог сдержать обещание. Вот так. Помните может? В самый первый раз, когда вы меня сначала ударили, а потом поцеловали. Вы потом с меня обещание взяли ни за что не влюбляться в вас. А я только фыркнул, идиотом вас про себя обозвал, и долго потом рот содой в сестринской полоскал. И знаете, даже как-то упустил я этот момент, когда все, пропал с концами, а потом как обухом по голове стукнуло и вот, влюбился, черт бы вас побрал. Привязался я к вам как щенок, слепой и глупый щенок. И как оказалось, ужасное оно это чувство. Нет в нем ни капли светлого и доброго, только что и гниешь заживо, как гангрена медленно и бесповоротно. И от ревности у меня внутри как будто трактором все перерывает. Вот так вот, мать вашу Андрей Евгеньевич, вот так. Плохо мне без вас, а с вами еще хуже и что с этим делать не знаю. Наверное, я стал слишком без вас, так и не побыв с вами. И я решил, что лучше всего будет ампутировать то, что медленно колечит и уродует мою душу. Прощайте Андрей Евгеньевич, и чтоб вас, но наверное я никогда не смогу вас забыть.
Обрывки чужих разговоров сливаются в один невнятный, но оглушительный бубнеж, будто наперегонки стучат колесики дорожных чемоданов, шуршанье свежих газет и запах дешевого кофе из автомата. Международный аэропорт Шереметьево оглушает все вокруг ворохом из самых различных запахов и звуков. Голос из громковещателя напоминает, что до твоего рейса осталось еще примерно полчаса. Где-то неподалеку заливается и плачет ребенок, паренек на соседнем сиденье, качаясь из сторону в сторону и уставившись в свою PSP, пытается пройти какой-то там уровень на гитар хиро. И ты смотришь на этого еще мальчишку и почему-то снова вспоминаешь про Андрея Евгеньевича. Ты глаза на минуту прикрываешь. Глубокий вдох, и еще один. Восстановить нормальное дыхание становится все сложнее. Под прикрытыми веками аномальная влажность и ты пару раз сглатываешь этот комок, что посреди горла встал. Черт, как больно. Сердце в груди бьется как подстреленная птица. Этого ты и боялся - сорваться в самый последний момент. Ты билет из-за всех сил в руке сжимаешь. И как некстати все эти мелочи в голове всплывают. Его запах, который тебе крышу ко всем чертям сносит, сухие и чуть шершавые руки, в которых ты как бабочка на игле трепыхался. Воспоминания накрывают с головой как цунами. И гребенная августовская ночь стоит перед глазами, душная, тлеющая в сумерки ночь. Та самая ночь, в которой бы тебе хотелось остаться навсегда, остановить время и остаться.
Мятые и влажные от пота простыни липнут к спине. В выцветающем на глазах небе по одной гаснут звезды. Андрей Евгеньевич хищным зверем над тобой нависает и глаза у него темные, с ума сводящие. Он одним только взглядом тебя разделывает, медленно так, по кусочкам. И между вами безумно тесно, жарко и липко. Движенья резкие и жадные, как последний глоток воздуха перед тем как уйти на дно.
Женский голос напоминает, что до вылета несколько минут осталось. Шум и суета вокруг. Люди с билетами и сумками в руках спешат, толкаются, торопятся на самолет. А ты с места не двигаешься, дыханье захватило, потому что ладонь сухая и теплая билет из твоей руки аккуратно забирает. И глаза открыть страшно - а вдруг показалось. Ты слышишь, как бумага рвется, и тебе в лицо летят клочки бумажек - твой шанс на новую жизнь, твой билет на небо. В тебе столько сейчас всего кипит, и ты не особо задумываясь, вскакиваешь. Вот он перед тобой, собственной персоны, и черт знает каким образом он узнал, что ты сейчас здесь. Стоит нелепо прямой, будто ему палкой по спине прилетело, и даже сейчас, он умудряется смотреть на тебя так, будто это ты ниже его на пол головы. И ты почему-то злишься на него за этот взгляд, на все подряд злишься, как накипело и наружу срочно просится. Ты толкаешь его в грудь и уже не на "вы" кричишь ему в лицо.
-Зачем пришел? Убирайся к черту, ненавижу тебя, слышишь.
Твой голос словно чужой и ты кричишь на него, колотишь его кулаками в грудь. Люди проходят мимо иногда оборачиваясь, смотрят на вас с любопытством. Ты переходишь на родной язык, все сильнее отталкивая его от себя. И в этот момент с него будто вся спесь слетает. И вот он стоит перед тобой, словно голый, и в глазах, будто все в один миг смешалось, все чего ты никогда еще в них не видел. Он хватает тебя, обнимает резко, прижимая руки по швам. И шепчет тебе в ухо тихо-тихо, как самый страшный секрет, шепчет зло, но покорно:
-Останься, пожалуйста.